— Только не говори, что не из-за денег. Что из высоких побуждений.
— Деньги — самое высокое побуждение. — Она отерла руки о штаны, менее испуганная и более вызывающая.
— И что ты хочешь купить, Молли?
— Что я хочу купить? Единственную вещь, которую можно купить. Смерть получше сортом. Почище, покомфортнее. В тот день, когда солнце взойдет, и небо вспыхнет. И я хочу жить поудобнее до того дня. Сама по себе, как хочу. И когда настанет последний день, у меня будут дорогие таблетки, чтобы безболезненно отправиться в мир иной. Я хочу уснуть до того, как начнется кавардак. Вот и все, чего я хочу. И спасибо тебе за то, что ты мне помог в этом. — Она сердито хмурилась, но по щеке соскользнула слеза. — Убери машину, прошу тебя.
— Значит, уютная квартирка и пузырек таблеток? И вся цена?
— Если я о себе не позабочусь, никто обо мне не позаботится.
— Звучит патетически, но разве мы не заботились друг о друге?
— Доверять тебе? Не обижайся, но ты глянь на себя. Живешь — как будто постоянно чего-то ждешь. Не то какого-то ответа, не то какого-то спасителя, не то сам не знаешь чего.
— Я стараюсь жить разумно, Молли.
— О, это я заметила. Если бы разумность была ножом, из меня бы уже вся кровь вытекла. Твоя разумность — я тоже поняла, чего она стоит. Твоя разумность — это месть. Ты свою святость как штаны надеваешь. Это твоя месть миру за то, что он тебя обидел. Не дали, чего тебе хотелось, а ты за это всем улыбочку и аспиринчик.
— Молли, что ты несешь…
— И не вздумай сказать, что ты меня любил, не такая я дура, чтобы не видеть. Да ты и разницы-то не знаешь между «любить» и «изображать любовь». Ты меня подобрал, но на моем месте могла бы оказаться и любая другая. И, поверь мне, Тайлер, все равно кончилось бы разочарованием, так или иначе.
Я отвернулся и пошел к своей машине, несколько неуверенно и неспешно, шокированный не столько изменой, сколько ее бесповоротностью. Вся интимность стерта, как корова языком… Я остановился:
— А все-таки, Молли? Ладно, продала так продала. Но ты, бедная, и трахалась со мною только ради того, чтобы меня продать?
— Я трахалась с тобой, потому что одиноко было.
— А сейчас снова одиноко?
— Да все время было одиноко! — крикнула она.
Я уехал.
Приближались выборы президента. Джейсон решил использовать их в качестве прикрытия.
— Ты мой врач? Вот и лечи.
И сам предложил метод лечения. Необычный метод, с применением средств, не одобренных федеральным управлением по лекарствам, однако испытанных временем, хотя и на другой планете. Он ясно дал мне понять, что со мной или без меня, но он использует этот метод.
И поскольку Молли в результате моей оплошности чуть не скинула его с пьедестала — а меня оставила у разбитого корыта, — я согласился. Вспомнилось весьма кстати наставление И-Ди: «…ты должен следить за ним. Я надеюсь на твое благоразумие». Вот я и следил. Уж как там насчет благоразумия…
Итак, перед выборами мы прошли инструктаж у Ван Нго Вена, узнали о процедуре, ее течении, рисках.
Общаться с Ваном тоже не очень просто, и не столько из-за службы безопасности, тоже, конечно, откровенности не способствующей, сколько из-за толпы аналитиков и исследователей, слетевшихся на марсианина, как пчелы на нектар. Множество уважаемых ученых, проверенных ФБР и министерством национальной безопасности, подписали обязательства «о неразглашении» на требуемый срок и занимались данными, доставленными Ваном с Марса. Цифровые банки соответствовали пяти сотням тысячестраничных томов по астрономии, биологии, математике, физике, медицине, истории, технологии. Марсиане во многом ушли далеко вперед. Возродись в прежнем блеске Александрийская библиотека, и она вряд ли возбудила бы такой оживленный интерес ученой братии.
Все эти люди спешили завершить работу до официального объявления о присутствии Вана. Федеральное правительство хотело получить хотя бы приблизительный каталог архивов. Многое в привезенном излагалось на некоем варианте английского, но кое-что было записано и на каком-то марсианском научном жаргоне. Естественно, что правительства других стран тоже желали получить доступ к марсианским архивам. Госдепартамент планировал изготовить «санированные» копии для иностранцев, из которых предполагалось удалить кое-что потенциально ценное и все потенциально опасное. А оригиналы припрятать подальше.
Отряды господ ученых воевали за право доступа к марсианину, интерпретировавшему и объяснявшему неясные места. Несколько раз меня изгоняли из квартиры Вана подчеркнуто вежливые джентльмены и дамы из группы физики высоких энергий или группы молекулярной биологии, требуя свои законные, назначенные заранее четверть часа. Ван охотно знакомил меня с ними, но они энтузиазма не проявляли, а руководительница медицинской группы чуть не упала в обморок, узнав, что я личный врач марсианского гостя.
Джейс слегка успокоил ученых, кинув им версию, что я представляю собою часть «процесса социализации», облегчающего усвоение Ваном туземных манер вне научного и политического контекста. Я пообещал руководительнице медиков, что не стану ничего назначать или прописывать Вану без ее ведома. Среди исследователей прошел слушок, что я мирской авантюрист и затесался в их сферу деятельности лишь для того, чтобы сочинить о Марсе и марсианах толстую книгу, контракт на которую у меня уже в кармане. Слух этот возник сам по себе, но мы его не опровергали, так как он нашим целям лишь способствовал.