Я принес Вану запрошенный им материал: несколько книг по этиологии и лечению рассеянного склероза, а также распечатки JAMA по атипичной форме болезни. АРС, собственно, уже перестали считать разновидностью рассеянного склероза, его возвели в ранг совершенно самостоятельного заболевания генетического плана с проявлениями, характерными для рассеянного склероза, и с аналогичной деградацией миелиновых оболочек, защищающих нервные волокна. АРС характеризовался суровостью проявления, ускоренным развитием, стойкостью к традиционным формам лечения. Ван сказал, что такие симптомы ему незнакомы, но он поищет в архивах.
Я поблагодарил его, но поднял естественный вопрос: он не врач, а физиология марсиан существенно отличается от нашей. Даже если он найдет подходящее лечение, подействует ли оно в случае Джексона?
— Мы не столь различны, как кажется, — ответил он мне. — Ваши люди сняли мой геном, и он оказался неотличимым от вашего.
— Я не хотел вас обидеть.
— Я не обиделся. Сто тысяч лет — значительный срок. Достаточный даже для видообразования. Однако марсиане и земляне могут давать потомство при скрещивании. Бросающиеся в глаза различия вызваны приспособлением человеческого организма к более холодному и сухому климату.
Говорил он уверенно, авторитетно, что как-то не вязалось с его внешностью. Голос выше, чем у среднего земного мужчины, но не детский, скорее похож на женский, хотя и преисполненный достоинства, почти как у государственного мужа, выступающего с программным заявлением.
— Но существуют еще и процедуры законодательного плана, если речь зайдет о терапии. Лекарственные средства подлежат проверке и утверждению федеральной администрацией.
— Уверен, что Джейсон законопослушен и согласится подождать официального разрешения. Но согласится ли подождать его недуг? — Ван поднял руку, чтобы предотвратить дальнейшие возражения. — Позвольте, я сначала ознакомлюсь с материалом, а потом мы продолжим обсуждение.
Покончив таким образом с делами, он попросил меня остаться для беседы. Это мне польстило. Несмотря на его странный внешний вид, он внушал собеседнику симпатию. Было в нем что-то успокаивающее. Ван откинулся на спинку своего плетеного кресла, задал два-три вопроса о Диане («Джейсон лишь вскользь упомянул о семье») и перешел к моему медицинскому образованию. Уроки анатомии с препарированием трупов его удивили, он даже вздрогнул, когда я упомянул об этой детали… Как и большинство землян.
Когда же я спросил Вана о его собственной жизни на Марсе, он полез в маленький серый мешочек, висевший у него на шее, и достал из него несколько картинок, распечатанных уже на Земле. Четыре снимка Марса.
— Всего четыре?
Он пожал плечами:
— Для памяти важно не количество. В привезенных мною данных заархивирован большой объем визуальной информации. Но эти — мои собственные. Личные. Хотите взглянуть?
— О, конечно.
Он передал их мне.
Фото 1.
Дом. Несомненно, жилая постройка человека, несмотря на странноватую «техно-ретро»-архитектуру. Приземистая, скругленная, чем-то смахивающая на выполненные из дерна постройки индейцев и американских поселенцев начала XIX века — точнее, на продающиеся на сувенирных лотках керамические модельки таких домов. Небо над домом алмазно-бирюзовое — во всяком случае, таким его воспринял принтер. Горизонт непривычно близок, но полностью горизонтален, вдаль уходят уменьшаемые перспективой прямоугольники возделанных полей. Растет на них что-то зеленое, что именно, я не разобрал, но для зерновых или кукурузы слишком мясистое, а для салата или капусты слишком высокое. На переднем плане двое взрослых марсиан, мужчина и женщина, с комичной торжественностью смотрят в объектив. Марсианская готика. Еще бы вилы да подпись Гранта Вуда — и готов классический портрет пионеров марсианского Среднего Запада в антураже сельской идиллии.
— Отец и мать, — прокомментировал Ван.
Фото 2.
— Я в детстве.
Этот снимок куда более суматошный. Ван объяснил, что морщинистость кожи у марсиан развивается лишь к половому созреванию. Здесь он снят в возрасте семи земных лет, лицо гладкое, оживлено улыбкой. Очень похож на земного ребенка, хотя непонятно, какого этноса. Волосы светлые, кожа кофейная, нос узкий, губы пухлые. Снят в каком-то, как мне сначала показалось, городке аттракционов, но Ван объяснил, что это город, городской рынок. Лотки и лавки, разных цветов здания, построенные из такой же керамики, что и сельский дом его семьи; на улице видны прохожие, легкие механические экипажи. Неба между высокими домами почти не видно, но и в видимый его кусок затесалось что-то механическое, летучее, с различимым размытым овалом вращающегося винта.
— У вас тут счастливый вид, — заметил я.
— Город называется Вой-Войюд. Мы тогда приехали за покупками. Время года — весна, поэтому родители разрешили мне купить меркидов. Маленькие такие, забавные, похожи на лягушек. Они у меня в мешке.
Маленький Ван сжимал в кулачке мешок из белой ткани, в котором угадывались какие-то компактные комки. Значит, там, в мешке, меркиды.
— Они недолго живут, всего несколько недель. Но очень вкусные яйца откладывают.
Фото 3.
Панорамное. На переднем плане другой марсианский дом, перед ним марсианка в ярком многоцветном кафтане (Ван объяснил, что это его жена) и две гладкокожие девочки в просторных платьицах янтарного цвета (дочери). Снимок сделан сверху. За домом пригородный сельский пейзаж. Сельскохозяйственные угодья разделены поднятыми над ними дорогами на насыпях и эстакадах. На дорогах кое-где мелкие автомобильчики, в полях чернеют мудреные сельскохозяйственные машины. Дороги убегают к горизонту, занятому городом. Тем же самым городом, как объяснил Ван. Вой-Войюд, столица провинции Кирилодж, уходил в то же самое бирюзовое небо. Архитектура использовала низкую силу тяготения, дома в городе сплошь небоскребы, обильно обвешаны террасами разнообразных очертаний.