— Знаешь, это, пожалуй, почти то же, что делают эти гипотетики, — примерил я к языку новое слово.
Джейсон поднял брови, и я до сих пор вспоминаю этот его одобрительный, уважительный взгляд:
— Да. В какой-то мере так.
Когда-то мне попалась интересная деталь в книге о первой высадке на Луне в 1969 году. В то время жили еще на земле старики и старухи, родившиеся в девятнадцатом веке, которые помнили мир без автомобилей и телевидения. Им стоило больших усилий воспринять столь необычную информацию. Слова о прогулках по Луне встречались в их время лишь в сказках, а тут те же самые слова превратились в констатацию факта. И они не могли воспринять эту констатацию. Это противоречило их представлениям о том, что возможно и что невозможно, абсурдно.
Наступила моя очередь.
Терраформинг и колонизация Марса. Это сказал мой друг Джейсон в здравом уме и твердой памяти, не заблуждаясь. Во всяком случае, не больше заблуждаясь, чем десятки умных людей, людей науки и власти. Делу был придан ход, уже крутились колеса бюрократической машины — есть ли более веское доказательство серьезности процесса?
После обеда, пока еще не полностью стемнело, я ненадолго вышел прогуляться.
Майк-газонщик знал свое дело. Газон прямо проистекал из математической идеи образцового сада. За газоном сгущались тени в столь же ухоженном «девственном» лесу. Диане поправился бы лес в таком остаточном освещении. Я подумал о Диане, о лесе, о лете у ручья у «большого дома», когда она декламировала нам стихи из старых книг. Однажды, когда речь зашла о «Спине», она процитировала стишок английского поэта Л. Е. Хаусмена.
Разозлился косолапый мишка,
Слопал несмышленыша-мальчишку.
А мальчишка так и не узнал,
Что медведю завтраком он стал.
Когда я вернулся, Джейсон разговаривал по телефону. Он мельком глянул на меня и отвернулся. Голос его звучал сдавленно:
— Нет… Нет… Ну, если так… Да, я понимаю. Хорошо. Я сказал «хорошо»… Хорошо означает хорошо.
Он засунул трубку в карман.
— Диана? — спросил я. Он кивнул.
— Приедет?
— Приедет. Но, прежде чем приедет, я хочу тебе сказать, что того, о чем мы говорили за обедом, ей знать не следует. Собственно, этого никому знать не следует. Пока что это закрытая информация.
— То есть засекреченная.
— Да, пожалуй.
— Но мне-то ты сказал.
— Да. Я совершил преступление. — Он улыбнулся. — Моя вина, не твоя. Тебе я доверяю. Собственно, пройдет месяц-другой, и об этом объявят в новостях. Кроме того, я на тебя рассчитываю. Скоро «Перигелион» запустит эксперимент в суровых условиях, нужны кандидаты, в том числе врачи. Неплохо было бы, если б мы поработали вместе.
Я даже вздрогнул:
— Но, Джейс, я ведь только что окончил курс… Даже без интернатуры.
— Всему свое время.
— Ты не доверяешь Диане?
Улыбка исчезла.
— Честно — не доверяю. Больше не доверяю. Сейчас, во всяком случае, не доверяю.
— Когда она приедет?
— Обещала завтра до полудня.
— А что ты не хочешь мне говорить?
— Что она своего кавалера притащит.
— Думаешь, это вызовет осложнения?
— Увидим.
Утром я понял, что не готов увидеться с нею. Проснулся в плюшевой летней спальне И-Ди на его даче в Беркшире, под лучами пронизывающего кружевные шторы солнца, и подумал: «Хватит херни». Действительно, я устал от фальши личной жизни последних восьми лет, включая мой пылкий роман с Кэндис Бун, которая, будучи вовсе не дурой набитой, видела, когда и в чем я вру. «Ты на этих Лоутонах достаточно зациклен», — сказала она мне однажды и попросила рассказать обо всей семье, не только о Диане.
Никак не мог я утверждать, что все еще в Диану влюблен. Наши отношения этого аспекта вообще не касались, вились вокруг, как виноградная лоза вьется вокруг опорной рейки. Но в лучшие периоды мы достигали полного эмоционального слияния, почти пугающего по степени серьезности и зрелости. Настолько, что мне хотелось убрать маскировку. Пусть даже испугав Диану.
Я часто вел с ней заочные беседы, обычно поздно ночью, под беззвездным небом. Я был достаточно эгоистичен, чтобы ощущать ее отсутствие, но достаточно здраво мыслил, чтобы понимать, что мы никогда не сможем быть вместе. И был готов напрочь забыть о ней.
Не был я готов лишь увидеться с нею.
Джейсон сидел внизу, в кухне. Я скомпоновал себе завтрак. Дверь Джейсон открыл и подпер, чтобы ее не захлопнул сквозняк. Ветерок продувал дом. Я всерьез подумывал, не швырнуть ли мне сумку на заднее сиденье своего «хюндая» и не дунуть ли прочь.
— Слушай, Джейсон, что это за «Новое царство» такое?
— Ты что, с луны свалился? — удивился он. — Газет не читаешь? Что, медиков в Стоуни-Брук на ночь запирают снаружи?
Разумеется, я кое-что слышал о «Новом царстве», как в новостях, так и — в большей степени — из разговоров. Знал, что это христианское — номинально христианское — движение вызвано Затмением, что его осуждают все традиционные церкви, особенно, разумеется, консервативные. Знал, что вовлекаются туда, главным образом, молодые люди, всякого рода разочарованные, недовольные, бунтари и так далее. Слышал об однокурсниках, бросивших учебу и окунувшихся с головою в «просвещенные истины» этого течения.
— По сути это хилиастическое движение, — сказал Джейс. — Второе Пришествие, Царство Божие на земле и прочий бред в том же роде, ничего нового они не изобрели.
— То есть культ?