Спин - Страница 144

144

— Да не переживай ты так. Мир полон сюрпризов.

Мы рождаемся чужими друг другу и самим себе, и познакомиться очень трудно.

* * *

Четыре недели я провел в Вермонте, в мотеле, выхаживая Диану до полного выздоровления.

Я имею в виду ее физическое выздоровление. Эмоциональная травма, полученная на ранчо Кондона, оставила ее истощенной и замкнутой. Диана закрыла глаза на мир, который, казалось, дошел до своего конца, и открыла их в другом мире, в котором не ориентировалась. И не в моей власти оказалось приспособить ее к этому миру.

Я помогал ей посильно. Объяснял то, что следовало объяснить, и то, о чем она спрашивала. Ничего от нее не требовал и давал понять, что ничего не потребую в награду.

Ее интерес к изменившемуся миру просыпался постепенно. Она спрашивала о вернувшем себе вполне пристойный облик солнце, и я поведал ей то, что рассказывал Джейсон: что Спин-оболочка оставалась на месте, даже когда мы думали, что она «отключилась», что она защищала нас, ослабляла солнечную радиацию до приемлемого для экосистемы планеты уровня.

— А зачем же ее отключали на семь дней?

— Не отключали, Диана, она оставалась на месте. Но за это время что-то прошло сквозь мембрану.

— Эта штука в Индийском океане?

— Да.

Она захотела прослушать записи последней беседы Джейсона, слушала и плакала. Спросила, забрал ли И-Ди пепел Джейсона или оставил его Кэрол. Ни то, ни другое не соответствовало действительности.

Кэрол передала прах Джейсона мне, велев распорядиться им так, как я считаю нужным.

— Ужасная правда, Тайлер, в том, что ты знаешь его лучше, чем я. Джейсон для меня всегда оставался загадкой. Сын своего отца. А ты его друг.

Мы наблюдали, как мир снова открывает сам себя. Погибших похоронили, осиротевшие и испуганные начали понимать, что у планеты снова появилось будущее, каким бы необычным оно ни казалось. Для нашего поколения опыт странноватый. Мантия обреченных, ставшая уже привычной, свалилась с плеч, без нее казалось неудобно. Что делать, если ты уже не драматически обречен, а банально смертен?

Мы наблюдали репортажи с Индийского океана, где грандиозная конструкция внедрилась в тело планеты. Океанская вода все еще кипела возле громадных, казавшихся абсолютно вертикальными столбов. Суда, проходившие сквозь Арку, как ее сразу стали называть, возвращались в порты с историями о потерянных ориентирах, странной погоде, взбесившихся компасах, диковинных берегах, где прежде не было никакой суши. Разные страны направляли к Арке свои военные корабли и соединения. Завещание Джейсона намекало на объяснение, но слышали его лишь немногие: мы с Дианой да дюжина адресатов его писем.

Диана начала упражняться, бегала по дорожке за мотелем, возвращаясь с запахом сухих листьев и дыма в волосах. Аппетит ее улучшился, улучшилось и меню в кафе мотеля. Поставки нормализовались, экономика возвращалась в наезженные колеи.

Мы узнали, что на Марсе происходили аналогичные процессы. Между Марсом и Землей велся оживленный радиообмен. Президент Ломакс во время одного из своих выступлений даже намекнул на возможность пилотируемых космических полетов в качестве первого шага для установления контактов «с нашими братьями», как он выразился с наигранным воодушевлением.

Мы говорили о прошлом, о будущем. Говорили о стране, о планете, о космосе. Не касались лишь наших отношений. И уж, конечно, не бросались в объятия друг к другу. То ли мы знали друг друга слишком хорошо, то ли вообще почти не знали. У нас было прошлое, но не было настоящего. Диану давило исчезновение Саймона под Манассасом.

— Он чуть тебя не угробил, — мрачно замечал я.

— Он не нарочно. Он не злой, и ты это знаешь.

— Такой дурак опаснее врага, — ядовито замечал я. — Извини, я хотел сказать «такой наивный».

Диана задумчиво уставилась куда-то вдаль.

— Знаешь, пастор Боб Кобел в «Иорданском табернакле» часто употреблял фразу: «Сердце его возопило к Господу». Если это к кому подходит, так именно к Саймону. Вообще-то эта фраза к кому угодно подходит, она универсальна. К тебе, ко мне, к Саймону. Даже к Кэрол. Даже к И-Ди. Когда люди понимают, сколь велика Вселенная и сколь коротка наша жизнь, сердце их вопиет. Иногда это вопль радости. В случае Джейсона, например. Этого я в нем не могла понять, его дара восторгаться. Но большинство из нас вопит от ужаса. Ужас перед исчезновением, ужас перед своей незначительностью. Уж там к Господу ли вопием или просто вопим благим матом, чтобы заглушить молчание. — Она откинула со лба волосы, и я заметил, что рука ее, еще недавно тонкая и бессильная, округлилась и налилась плотью. — И вот я думаю, что вопль сердца Саймона — чистейший человеческий звук, возможный в нашем мире. Да, он нерассудителен, да, он часто заблуждается, почему и сменил столько церквей: «Новое царство», «Иорданский табернакл», община Кондона… Но вопль его чист и полон заботы о душе человеческой.

— И в заботе о тебе убил бы тебя.

— Я не говорю, что он мудр. Я утверждаю, что в нем нет зла.

Впоследствии я осознал этот тип беседы. Так рассуждают Четвертые. Отстраненно, но заинтересованно. Глубоко лично, но объективно. Не могу сказать, что мне это не понравилось, но иногда по спине мурашки ползли.

* * *

Вскоре после того, как я объявил ее полностью выздоровевшей, Диана сообщила мне, что хочет уехать. Я спросил, куда она собирается. Она сказала, что должна разыскать Саймона, «все уладить» так или иначе. В конце концов, они все еще женаты. И это для нее имело значение, независимо от того, жив он или умер.

144